2017-11-4 20:07 |
"За упокой" Как бывший клиент нашего РЖД хочу рассказать вам одну историю, как я стал пользоваться исключительно самолётами и откуда у меня седая прядь на виске которая не даёт мне забыть ту ночь и заставит вас избегать проезд через этот, забытый богом уральский полустанок, "352 км.
"
Плацкартный вагон, доставшийся мне, был почти пустой, пассажиров, человек семь, не больше. Ночь была уже поздняя, поэтому все спали, только у меня ни в одном глазу, сидел за столиком и при свете портативного светильника читал беллетристику, прихваченную на вокзале Новосибирска. Поезд изредка притормаживал на полустанках, но из за позднего времени, новых пассажиров почти не было.
Проводник, старый дедок, одетый в неуставной, старый ватник, несколько раз проходил мимо меня, осуждающе глядя, мол, чего это не спится студенту?! Но студент, не обращая внимание на колыбельно-убаюкивающее покачивание вагонов, мерный, тихий перестук колёс и умиротворяющий, зимний пейзаж за окнами, упорно пялился в расплывающиеся перед глазами буквы на страницах. Желтая лампа светильника создавала уютную сферу света вокруг меня и отсутствие храпящих попутчиков на соседних полках только укрепляло желание насладиться тишиной и спокойствием ночного поезда.
- Ну что не спится то? - раздалось из прохода. Проводник стоял, хмуро зыркая из под кустистых бровей и как то неуверенно переминаясь с ноги на ногу.
- Да вот, дедуль, ни в одном глазу, чего то! - как можно добродушнее улыбнулся я, и жестом пригласил его за столик. - Может, посидите со мной. У меня и беленькая есть!
Едва увидев стеклянный бок бутылки, выглядывающий из спортивной сумки, старый проводник беспокойно взглянул мне в глаза и, словно бы махнув в душе рукой, внезапно расслабился, кряхтя примостился напротив меня.
- А чего бы не выпить, в самом деле?
Я не спеша разложил на исцарапанном столике нехитрую закуску из пары огурцов, нарезанного тонкими пластинками сервелата, огородной зелени и завершил натюрморт двумя стеклянными стопками. Не люблю пить из пластика.
Разлив водку, я поднял было стопку, но дедок, проворно схватил свою и даже не думая чокнуться, опрокинул жидкость себе в глотку. Довольно зажмурился и закусив огурцом, посмотрел на меня с доброй грустью.
- Наливай!
Удивившись непосредственности деда, я обновил себе и ему и уже более многозначительно протянул стопку для обязательного ритуала.
- Не-не-не, - помотал головой чуть прихмелевший дед, - не чокаясь.
И опрокинул в себя вторую стопку. Затем достал из внутреннего кармана фуфайки пачку "Беломора" и выудив две папиросы, протянул одну мне. Я обрадовался, так как свои сигареты уже кончились, а курить хотелось сильно. Поднявшись было, что бы выйти в тамбур, я был остановлен дедом.
- Да здесь сиди, чего шмыгать туда-сюда будешь? Тебя зовут то как?
Толи дедушке не было нужно много, что бы напиться, толи он не боялся проверок или жалоб других пассажиров, что разрешил мне курить прямо в тамбуре. По крайней мере, он не забыл и сам смачно затянуться и выпустить тугую струю белого дыма.
- Станислав, - и тут же поправился, - Стас.
Дед усмехнулся моему смущению и нашарив в кармане специальный ключ, протянул тощую, сухую руку к форточке. Вставил ключ в паз, повернул и вот уже в вагон с шумом залетает морозный воздух, вытягивая наружу две плотных нити от наших папирос. Ночь за окном втянула в себя дым, словно тоже соскучилась по сигаретам.
- А годков то тебе сколько? Ты наливай, наливай, не отвлекайся.
Я назвал свой возраст, попутно обновляя стопки. Признаться, стало даже немного страшновато, если что, с этим странным дедком то я справиться смогу, но как потом это объяснить проснувшимся в прокуренном вагоне пассажирам, стоя над покалеченным стариком и несмело пряча бутылку с водкой?
Снова выпив, не чокаясь, старик вздохнул.
- Молодой то какой. . . У тебя, часом, родни среди железнодорожников не имелось? Дед там какой или прадед?
- А вы откуда знаете? - у меня даже глаза на лоб полезли от удивления. Отец рассказывал, что прадед мой был крупной железнодорожной шишкой в Советском Союзе. Пропал, правда, когда батя ещё мелким был, говорят - сел в поезд, а на своей станции не вышел. Проводники клялись-божились, что среди ночи выскочил, в чём мать родила, на каком то полустанке и исчез в лесу.
- Да лицо у тебя больно похоже на начальника моего, старого, работал при нём на железке, лет пятьдесят назад. Проводник медленно затянулся, не отрывая от меня пристального, изучающего взгляда. - Иннокентий Павлович Забойчев.
- Он самый! - радостно воскликнул я. Хмель уже ударила мне в голову и я смотрел на старика уже не так настороженно. Всё-таки с прадедом моим знаком был, может расскажет чего интересного.
- Да угомонись ты, расшумелся, сейчас пассажиров побудишь. Пускай уж спят. Недолго осталось, - мрачно добавил он.
Моя рука, наливающая по четвёртой стопке, замерла и я настороженно посмотрел на деда.
- Что значит - "недолго"?
Проводник возмущённо отпихнул бутылку от стакана, с краёв которого уже начало переливаться, выпил всё одним махом и посмотрел на меня пьяными глазами.
- То и значит, - и склонившись ко мне, громким шёпотом стал бессвязно рассказывать:
- Горело тут всё, понимаешь, пожары лесные в этих местах, они такие - если уж занялись, то пиши-пропало. А верхушка жэдешная в этот момент с семьями на озёрах местных отдыхала. Шашлыки-машлыки, коньяк, рота солдат в охране. Стало быть, и прадед твой с детьми. Но когда лес горит, он же до всего добирается. Деревни, города, станции, тогда и опыта то в тушении не было, ни техники порядочной. Как узнали, что пожары кругом полыхнули, стали всех подряд эвакуировать, но своих то в первую очередь. Поезд отдельный послали. Загрузились всей пьяной компанией и поехали. Им перед этим по связи передали, что бы остановку на одном полустанке сделали, смотрителя с семьёй забрали, у него детей мал-мала, чуть ли не десяток. Но всеж пьяные, забыли, проехали мимо, не остановились. Смотритель с семьей на платформе стояли а поезд мимо них промчался. Кто-то там очухался, чуть позже, но позади уже пылало всё. Хотели было вернуться, но ктож в пекло то полезет, тем более, когда свои мальцы в вагонах сидят?
Дед схватил со стола бутылку и махнул глоток прямо из горла, затем посмотрел на часы.
- Ты по движению сидишь, глянь в окно, видишь там чего, впереди?
Я не совсем понимая, прислонился к холодному стеклу. Железное полотно выгибалось широкой дугой, охватывая маленькую поляну в лесу, посреди которой стояла крохотная, засыпанная снегом избушка с одним единственным, горящим окном. И какой ненормальный согласился жить в этом богом забытом месте, посреди дремучих лесов и заснеженных полей?
- Дом какой то, - пробормотал я, переваривая услышанное от проводника и пытаясь справиться с нарастающим беспокойством. Порыв ветра закинул в форточку отрезвляющую, снежную пыль.
- Свет горит?
-Да.
- Ну тогда пиши-пропало. Ты вот обратил внимание, как вас мало, в вагоне то этом? И это после Новосибирска, где круглосуточно под завязку набиваем! Я тебе без гаданий скажу, что все семь человек тут - потомки тех шишек, что тогда, пьяные, про смотрителя забыли. Тут столько составов проезжает, мимо полустанка этого, не останавливаясь, но если в окне свет горит, значит остановка будет. Значит собрали в вагон отдельный несколько человек, на ком долг дедовский висит!
От жуткого, непонятного рассказа этого деда у меня зашевелились волосы на руках, ужаса нагнал замигавший светильник. Тени в местах, куда не доставал свет, стали гуще и обступили наши полки. Заметив перебои со светом, дед торопливо разлил остатки водки по стаканам, положил на мой, сверху, кусок колбасы и встав, выдохнул:
- Не чокаясь, за упокой.
Стукнув пустой стопкой по столику, выскочил в проход и побежал в своё купе. Я услышал, как заскрежетал замок запираемой двери. Алкоголь одурманил мозг, не давая адекватно воспринимать происходящее, между тем, одинокая избушка в поле приближалась, уже видна была платформа полустанка.
Поезд начал сбавлять ход, как то резко, рывками и только тогда весь ужас происходящего стал доходить до меня. Страх сковал руки и ноги, когда светильник окончательно потух. Кто то из пассажиров негромко вскрикнул во сне, но единственный, кто его услышал в спящем вагоне, был я.
Поезд медленно подъехал и тяжело выдохнув, остановился у платформы, подставив моё окно под свет единственного работающего фонаря. Он освещал платформу, покрытую нетронутым слоем снега и слепил глаза. Я моргнул, стряхивая слёзы и тут моё дыхание перехватило - ещё секунду назад чистый снег был прорезан цепочкой крупных, размашистых следов, путь которых шёл к одной из дверей моего вагона. Я снова моргнул - вторая цепочка следов, чуть поменьше, протянулась ко второй двери. Я прислонился к стеклу, в надежде увидеть у дверей обычных, живых людей, понять, что это просто пьяная шутка выжившего из ума деда но следы уходили слишком далеко. Повернув голову обратно к платформе, я отскочил от стекла. Третья цепочка следов, совсем мелких, детских, вела прямо моему окну. Что бы их не оставило, оно уже было под ним!!
Порыв ветра ударил в стекло, закинув в вагон запах дыма и горелого мяса. Я увидел, как снизу, из под окна, поднимается лёгкий дымок от чьего то дыхания. И пальцы. Маленькие, покрытые копотью детские пальцы двух ручек зацепились за нижний край рамы.
Вскочив, я бросился вдоль прохода к купе деда и в каждом окне видел обгоревшие детские ручки, тянувшиеся снизу. Задев плечом торчащие ноги пассажира, я разбудил его и успел поймать непонимающий, заспанный взгляд. Останавливаться желания не было и уже за спиной услышал оборвавшийся вопль ужаса.
Заскулив, я в два прыжка оказался у купе проводника и стал долбится в запертую дверь, слёзно умоляя впустить меня. Слева, в тамбуре, лязгнуло и света стало больше. Кто-то входил в поезд. . .
Отчаявшись, я прижался спиной к стене и стал ногой выламывать дверь купе. Внезапно она распахнулась и перепуганный дед, схватив меня за ногу, втянул в купе, тут же защёлкнув замок и подперев дверь какой то доской. Прижав дрожащий от ужаса палец к губам, он показал мне сидеть тихо. Я кивнул и замер, стараясь, даже дыханием не выдать себя. В тишине вагона послышались осторожные, лёгкие шаги, будто ребёнок крался мимо спящих родителей, стараясь незаметно прошмыгнуть мимо них. потом ещё одни. И ещё. И ещё. Наконец, я услышал тяжёлую, размеренную поступь.
На какое то время всё стихло, а затем шаги раздались в обратную сторону, но к ним добавилось тяжелое шуршание, будто что-то большое волокли по полу. Сквозь забаррикадированную дверь я расслышал слабый, придавленный всхлип и шёпот: "помогите". Наконец, всё стихло. Несколько минут ничего не происходило и мы с дедом переглянулись, но тут моё сердце рухнуло в пятки. Дверь толкнули. Потом сильнее. В купе стал проникать тяжёлый смрад чего-то палёного. По закрытому шторкой окну, за спиной, послышался лёгкий стук и скрип, будто кто-то водил ладонями по стеклу. Я повернулся к нему и обомлел - свет фонаря отбрасывал на шторку несколько вытянутых теней детских голов, которые водили по стеклу ладошками и царапали его.
Между тем сила, с которой кто-то снаружи дёргал дверь постепенно увеличивалась, ещё немного и эта преграда на пути призраков пала бы, но тут поезд дёрнулся и стал медленно набирать ход. Едва началось движение, как всё прекратилось. Мы с дедом, стояли, не смея даже шевельнуться, пока первые солнечные лучи не пробились сквозь облака и не окрасили оранжевым шторку на окне. Только тогда мы осмелились покинуть наше убежище.
Вагон был пустой. От семерых моих попутчиков не осталось ни следа, только разбросанные одеяла и развороченные сумки указывали, что совсем недавно кто то стаскивал с полок сонных людей и уволакивал их в темноту зимней ночи. Мы сели с дедом на полки и молча закурили его "Беломор".
- Ты знаешь, я ведь тоже в том поезде был, - вдруг заговорил он. - Машинистом. Когда тормозить стал, что бы вернуться за ними, мне пьяный литёха, какой-то наган трофейный к виску приставил и сказал, мол, никуда мы не возвращаемся, что бы начальство случайно не погубить. Так мол и так, если хочешь, пешком по шпалам до них топай, а состав я тебе остановить не позволю.
Смотритель первый вагон лет через пять собрал, я к тому времени с машиниста, по здоровью, уволился, попросился проводником. И литёху того встретил, он уже майором стал. Вагон тот купейным был, первого разряда, смотрю я - а там все пассажиры, что были - все с поезда того, злополучного, на гулянку какую-то ехали вместе. Потом кумекаю, что как раз мимо полустанка этого проезжать будем. Ну, а когда поезд на нём остановился, я у себя заперся, от греха подальше. Криков из за двери в ту ночь наслушался. . .
И так каждый раз - куда не переведусь, обязательно, хоть раз в год, а мой вагон полупустым оказывается и всё в нём потомки тех пассажиров сидят. Меня Смотритель не трогает, может знает, что не по своей воле я не вернулся, а их вот. . .
Я слушал деда, затягиваясь "Беломором" и пытаясь унять дрожь в теле. Солнце за окном прогнало ужасы прошедшей ночи и я уже не принюхивался с тревогой, боясь учуять запах горелого. Заметив, как дедуля задремал на полуслове, я снял с верхней полки одеяло и накрыл его. Попытавшись выудить из заскорузлых пальцев недокуренную папиросу, я случайно стряхнул уголь прямо на его пальцы. Тлеющий, обжигающий комок прокатился по старой, пятнистой коже и упал на пол, тут же потухнув. Поболтав водкой, на самом донышке бутылки, я перелил остатки в стопку деда, придвинул ему свою, с куском огурца сверху и вздохнув, выпил.
За упокой.
Не чокаясь.
Шутник ©
.
Подробнее читайте на yaplakal.com ...
